Каррентное:
Ничего не хочу...
Два. Пережить всего два дня долбанной зачетной недели. Не послать за эти два дня никого из преподов. Не послать громко. Тихо я их уже посылаю...
Сдать все, и с понедельника сессия.
Чай, драббл по ТаккиЦу - и типографика, типографика, типографика... О том, как нас подъ*бал препод, говорить уже не хочется тоже.
Don't worry, darling, I'm still alive.
Хидеаки хмыкнул и нажал отбой. Телефон заткнулся, оборвав Моцарта на середине. Реакцию на действия приходилось читать по глазам и улыбке.Такизава медленно шел от двери по кабинету, оттягивая момент... чего?
Цубаса, закусив губу, сидел на лаборантском столе: белых халат, черные обтягивающие джинсы, красная майка. Никак не вписывался в яркий образ из детства, в котором лабораторные крысы это маленькие лысые мужички с маньячным блеском подслеповатых глаз.
Имаи казался полной противоположностью стереотипам, всем тем людям, к кому Хидеаки всегда тянуло.
Еще шаг - и можно будет опрокинуть на стол, прижать собственным телом, нарушить субординацию и рабочий устав.
Цубаса озорно улыбнулся, притянул Хидеаки за воротник розовой рубашки, возващая вчерашний поцелуй.
Неожиданно чувственно, будто давний любовник.
Такизава боялся шевелиться, погружаясь в ощущение полного подчинения, но тут Цубаса резко отстранился, проскользнул мимо и выбежал из кабинета.
Еще не вернувшись в реальность, Хидеаки смотрел на противоположную стену, глупо водя кончиками пальцев по губам. Поцелуй не оставил ни одной мысли, кроме ощущения дежавю.
У губ Цубасы был вкус яблока.
Игра без слов продолжалась.